Неточные совпадения
Я совершенно отрицательно всегда относился к этическому формализму Канта, к категорическому императиву, к закрытию
вещей в себе и невозможности, по Канту,
духовного опыта, к религии в пределах разума, к крайнему преувеличению значения математического естествознания, соответствующего лишь одной эпохе в истории науки.
Это связано, вероятно, не только с моим
духовным типом, но и с моей психофизиологической организацией, с моей крайней нервностью, со склонностью к беспокойству, с сознанием непрочности мира, непрочности всех
вещей, непрочности жизни, с моим нетерпением, которое есть и моя слабость.
Внемли, когда в умствованиях, когда в суждениях о
вещах нравственных и
духовных начинается ферментация и восстает муж твердый и предприимчивый на истину или на прельщение, тогда последует премена царств, тогда премена в исповеданиях.
— Мне Лизавета Михайловна показала
духовную кантату, которую вы ей поднесли, — прекрасная
вещь! Вы, пожалуйста, не думайте, что я не умею ценить серьезную музыку, — напротив: она иногда скучна, но зато очень пользительна.
— И в среде апостолов были рыбари…
Духовные отцы нашей церкви никогда не позволяли себе ни скаканий, ни экстазов —
вещей порядка низшего; и потом эти видения и пророчества хлыстов, — что это такое?
— Такая же, как между всякой философией и религией: первая учит познавать сущность
вещей посредством разума, а религия преподает то, что сказано в божественном откровении; но путь в достижении того и другого познания в мистицизме иной, чем в других философских системах и в других вероучениях, или, лучше сказать, оба эти пути сближены у мистиков: они в своей философии ум с его постепенным ходом, с его логическими выводами ставят на вторую ступень и дают предпочтение чувству и фантазии, говоря, что этими
духовными орудиями скорее и вернее человек может достигнуть познания сущности мирового бытия и что путем ума человек идет черепашьим шагом, а чувством и созерцанием он возлетает, как орел.
Я здоровья, видите, не богатырского и впечатлителен и от всех этаких
вещей страдаю, а здесь особенно много охотников издеваться над вопросами
духовного мира.
Освобождают женщину на курсах и в палатах, а смотрят на нее как на предмет наслаждения. Научите ее, как она научена у нас, смотреть так на самую себя, и она всегда останется низшим существом. Или она будет с помощью мерзавцев-докторов предупреждать зарождение плода, т. е. будет вполне проститутка, спустившаяся не на ступень животного, но на ступень
вещи, или она будет то, что она есть в большей части случаев, — больной душевно, истеричной, несчастной, какие они и есть, без возможности
духовного развития.
«Да встретит враг, —
вещал Александр, — в каждом дворянине Пожарского, в каждом
духовном — Палицына, в каждом гражданине — Минина…» — и все русские устремились к оружию.
Мне очень хотелось спросить, где Молли и давно ли Дюрок вернулся, так как хотя из этого ничего не вытекало, но я от природы любопытен во всем. Однако на что я решился бы под открытым небом, на то не решался здесь, по стеснительному чувству чужого среди высоких потолков и прекрасных
вещей, имеющих свойство оттеснять непривычного в его
духовную раковину. Все же я надеялся много узнать от Попа.
А, между тем, это книги весьма замечательные, и в особенности для нас, сбитых с толку выспренними теориями учёных педагогов, говорящих о
духовном развитии человека такие
вещи, что просто волос дыбом становится.
К тому же, быв в высшем
духовном чину, не токмо не устыдился ради своея корысти вступати в торги, но и разными бесчестными и презрительными занятиями собирал себе тленное богатство, даже освященные им церковные
вещи, как-то: антиминсы, одиконы и прочие продавал.
Оттого и поется, чтобы даровал Господь Симу, сиречь
духовному чину, премудрость на поучение людей, Иафету, сиречь дворянству, от него же и царский корень изыде, — послал духа разума людьми править, в разумении всяких
вещей превыше всех стояти, а Хаму, сиречь черному народу, мужикам, мещанам и вашему брату, купцу, послал бы Господь дух страха Божия на повиновение Симову жребию и Иафетову.
Между тем в описываемый нами день на ее лице лежала печать тяжелой серьезной думы. Она полулежала в кресле, то открывая, то снова закрывая свои прекрасные глаза. Картины прошлого неслись перед ней, годы ее детства и юности восстали перед ее
духовным взором. Смутные дни, только что пережитые ею в Петербурге, напоминали ей
вещий сон ее матери — императрицы Екатерины Алексеевны. Это и дало толчок воспоминаниям.
А в «Чину» мне то показалось хорошо, что на всякое, «коей-либо
вещи лишение» по сему
духовному правилу указано «предлагать пред очеса ужасный страх и устроить вину богоухищренным образом».
Суровость и серьезность жизни, близость смерти, падение всех внешних иллюзий и утеря тех внешних
вещей, которые порабощают человеческий дух, — все это обращает к Богу и
духовной жизни.